"24 марта исполнилось 80 лет со дня рождения ленинградского / петербургского социолога Валерия Борисовича Голофаста (1941-2004). Он лег спать и не проснулся. Не помню, кто сообщил мне о его смерти... Но через пару часов я написал приводимый ниже текст. Помню, писал, не редактируя себя, торопился, не знаю, почему"

Борис Докторов

80-лет со дня рождения Валерия Голофаста

Но я опять по улицам бреду.

И клены шепчут, будто бы в бреду:

Я не приду, я не приду!

А может быть — приду…

В. Голофаст. 1959 г.

24 марта исполнилось 80 лет со дня рождения ленинградского / петербургского социолога Валерия Борисовича Голофаста (1941-2004). Он лег спать и не проснулся. Не помню, кто сообщил мне о его смерти... Но через пару часов я написал приводимый ниже текст. Помню, писал, не редактируя себя, торопился, не знаю, почему.

«В течение многих лет Валерий Голофаст был одним из интеллектуальных лидеров петербургской социологии, этим определялось его место в социологическом сообществе города и России. Трудно очертить сферы его интересов и измерить глубину его знаний. Формально – это методология социологии, урбанистика, современные глобальные процессы, культурные трансформации в различных обществах и так далее.

Даже перечисленное – уже очень много. Но столь же профессионально он ориентировался в истории социологии и во многих методико-инструментальных разделах нашей науки. Знание нескольких иностранных языков, четкая ориентация в мире специальной литературы, прекрасная память были лишь предпосылками этой эрудиции. Импульсом к познанию было само желание знать. Одновременно Голофаст любил делиться знаниями и делал это мастерски. Дискуссии с ним завязывались быстро и могли продолжаться бесконечно.

Первая половина 1980-х была ужасным временем для ленинградской социологии. В Институте социально-экономических проблем АН СССР, в котором мы тогда работали, культура семинаров выродилась полностью, идеология в ее самой примитивной форме ограничивала и предмет обсуждений, и многообразие разрешенных для высказывания точек зрения, и способов аргументации. Публиковаться было негде, но если даже такая возможность открывалась, понимание невозможности излагать то, что хотелось, делало эти публикации бессмысленными. Мы почти ничего тогда не публиковали.

В тех условиях научная жизнь была возможной лишь в семинарах-беседах, и лучшим местом для этих бесед была комната, в которой размещался сектор Голофаста, Приходил, выискивал стул, брал стакан чаю, и многое отступало. Я помню до сих пор это чувство нежелания прекращать обсуждения, ведь, по сути, это было возвращением из мира социальных грез в мир социальных реалий.

Четверть века назад была опубликована небольшая книга Голофаста "Методологический анализ в социальном исследовании", детали некоторых его теоретических построений уже забылись, но во мне хранится ощущение эмоциональной приподнятости, возникавшее при чтении этой книги. Так, как писал Голофаст, дано немногим.

Была у Голофаста в отношении к социуму некая черта, свойственная ученым тех далеких эпох, когда они вынуждены были знать все и когда они действительно все знали. Как назвать ее? Затрудняюсь ответить, может быть, удивление конструктивностью мира. Голофаст очень любил механические часы, ему нравилось их разбирать, изучать, ремонтировать, видимо, в эти моменты ему хорошо думалось.

В последние годы мы несколько раз виделись в Петербурге, виделись недавно, в июне. Незадолго до поездки я спросил Голофаста, что ему привезти. Ответ был оглушительно неожиданным, он попросил привезти Тору на хибру и английском языке. Я привез и передал ему солидный том, через пару дней он сказал мне, что комментарии в этом издании его удивили, в какой-то другой книге было иначе…

Я посмотрел мои публикации последних лет, чаще всего я благодарил в них за помощь Валерия Голофаста. Спасибо Валерий, я понимаю, что без тебя мой интеллектуальный мир станет много беднее, а значит и все остальное будет серее…» (и с того дня текст размещен на сайте https://www.pseudology.org/Golofast/Golofast_indivd2.htm)

Не удивительно, что о Голофасте я написал немало, когда я начинал свое возвращение в социологию и приступал к социо-биографическим поискам, он был и моим главным критиком, и главным советчиком. Это еще было изучение истории американских опросов общественного мнения. В августе 2011 года в интервью «Радио Свобода», заголовок которого вынесены его слова: «Мне нужна интеллектуальная свобода внутри и вовне» https://www.svoboda.org/a/24302065.html, была в бесконечно сжатой форме передана его биография «Я познакомился с Валерием в начале 70-х, но лишь за полтора года до его скоропостижной смерти узнал из его письма, что в юности он писал стихи. Для меня это сообщение оказалось в высшей степени значимым. Я начал понимать истоки того, что про себя многие годы называл «стилем Голофаста». Я говорю не только о его текстах, но о логике его видения мира. После смерти Валерия один из лучших знатоков ленинградской андеграундной поэзии [БД: Константин Кузьминский]написал мне: «...стихи, с которыми он пришел [Валерий занимался в одной из поэтических студий города], были — уже — написаны мастером. Блестящий классический стиль...» и далее: «...И сейчас мне грустно: какого поэта я потерял, или он — потерял сам себя? Но ощущение большего знания — у меня осталось надолго. Был он умнее всех нас. Куда и почему он пошел?..».

А ушел Голофаст из поэзии, потому что пришлось выбирать: стихи или университетское образование. Он выбрал второе.
Так что вырисовывается следующий путь Голофаста в науку: стремление понять мир и отразить его поэтически – философия – социология. Замечу, уникальная траектория движения.

1 сентября 2011 года меня нашла Нина Ларсен, уже много лет живущая в Норвегии. В юные годы она жила в Днепропетровске, ходила в одну школу с Голофастом и посещала вместе с ними литературно-творческую студию. Наша переписка вошла в совместную статью «В нем всегда присутствовала «дисциплина текста», присущая людям поэзии (https://www.isras.ru/files/el/hta_9/Publications/tom_5_4_2.pdf). В ней я постарался сформулировать свое понимание генезиса социологического мышления Голофаста: «Допускаю существование многих объяснений того, что творческая, в том числе – научная деятельность человека, не ставшего профессиональным поэтом, но рано погрузившегося в поэзию и привыкшего к дисциплине текста, на протяжении всей его жизни заметно обусловлена этим его ранним опытом. По А.Шюцу, жизнь человека развивается во множестве миров, каждому из которых присущ определенный «когнитивный стиль», т.е. особая форма вовлеченности личности в активную деятельность. Эти миры автономны, но не антагонистичны. Сформировавшаяся в молодом человеке методология поэтического постижения и отражения мира каким-то образом универсализируется и позже используется им при построении научной картины мира. В частности, если говорить о творчестве Валерия Голофаста, в его социологических исследованиях».

У меня нет возможности сейчас даже кратко передать содержание написанного мною о Голофасте, но перечислю ряд статей:

Валерий Голофаст. Фрагменты истории российской социологии как истории с «человеческим лицом» // Телескоп. 2008. № 2. С. 25-33.

Валерий Голофаст. Независимый ум // Социальная реальность. 2008. № 3. С.67 – 82. http://corp.fom.ru/uploads/socreal/post-337.pdf

Заметки виртуального участника чтений памяти В. Голофаста // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2009. № 3. С. 50-51. https://lib.convdocs.org/docs/index-162922.html

Валерий Голофаст: «...И чудо сделал я». Стихи, хокку // Телескоп. 2018. №3.

Константин Кузьминский, Валерий Голофаст и начало «лирической социологии» 2018. http://gefter.ru/archive/24286

Но самый объемный текст: «Разговоры с Валерием Голофастом: мысленные и реальные // Телескоп. 2018. №2 . http://www.sociologists.spb.ru/news/1126-boris-doktorov-qrazgovory-s-valeriem-golofastom-myslennye-i-realnyeq

В чем причина непрекращающихся мысленных бесед с Валерием Голофастом? В моем понимании, в его судьбе прочитывается многое, присущее нашему поколению социологов.