Друзья и коллеги вспоминают Бориса Максимовича Фирсова (1929-2024)

Елена Здравомыслова

Борис Максимович Фирсов — великий человек уходящего поколения шестидесятников. Он автор нескольких выдающихся проектов институциализации российской науки, главный из которых — ЕУСПб. Эти проекты были новаторскими и прорывными, изменившими профиль социального и гуманитарного знания в России. Для их осуществления нужны были институциональное воображение, демиургический энтузиазм, открытость миру, готовность к рискам, умение принимать сложные решения и настаивать на своем, несмотря на сопротивление. То есть нужны были воля, вера и знания. Но нужно было что-то еще, не менее важное: внимание к людям, верность дружбе и коллегиальному товариществу, неизменная поддержка Галины Степановны, которую он пережил совсем ненадолго — на 18 дней. Профессиональное счастье моей жизни в том, что я участвовала в двух институциональных проектах Бориса Максимовича — без него моя жизнь, как и жизнь многих моих коллег, была бы совсем другой. Его уход — невосполнимая утрата; он живет в каждом из нас, членах сообщества ЕУСПб, сейчас эти ритуальные слова обретают буквальный смысл.

Дмитрий Дубровский

In memoriam

Борис Максимович Фирсов (22 июня 1929 - 18 января 2024)

Сейчас много напишут о том, что Борис Максимович был учредителем, создателем и первым ректором Европейского университета в Санкт-Петербурге. Я помню день, когда его чествовали в огромном зале Зимнего дворца на памятной конференции в честь создания ЕУ, и весь зал встал, аплодируя Борису Максимовичу...

Для меня, как сперва аспиранта ЕУСПБ он тоже сделал очень много - именно благодаря его поддержке я остался работать в университете, и эта моя первая полуакадемическая работа во многом определила всю мою дальнейшую профессиональную жизнь.

Спасибо Вам огромное, Борис Максимович, за все. Спасибо и аплодисменты за потрясающий университет, который Вы создали и взлет которого наблюдали.

Анна Темкина

Последний раз я видела Бориса Максимовича за неделю до смерти.  Он был в неважном состоянии, но, когда я его спросила — будет ли он еще писать книги — он ответил, что да. Я спросила — одну? — Нет, сказал он, хотя и не очень разборчиво — одну мало, буду две. И теперь я думаю, что, если сказал, — значит напишет.  О нас с вами, о том, какими мы станем благодаря или вопреки тому, что он для нас создал и что нам оставил, — благодаря человеческому, академическому и институциональному наследию, аналогов которому не существует не только в стране, но и, пожалуй, и в мире.  Хочется, хотя и нелегко, верить в то, что мы его не разочаруем, ибо он научил нас, что возможно делать невозможное. Спасибо, Борис Максимович, за сорокалетнюю дружбу, постоянную поддержку, за Вашу силу, достоинство, веру в новаторство, справедливость и в наши возможности, за страсть к познанию, за целую эпоху. За ваших учеников, союзников и коллег. За то, что брали с собой в неизвестное, неопределенное, но всегда вдохновляющее будущее. За то, что помогли жить такой жизнью, которая была бы невозможна без Вас.

Дмитрий Травин

Последняя фраза, которую я слышал от Бориса Максимовича: «Вот Галя поднимется – мы вместе выйдем». Я уже прощался с Фирсовым в дверях его старой квартиры на Петроградской и поинтересовался, выходит ли он еще на улицу? Без жены, которая давно болела и не вставала с постели, он выходить отказывался.

Галина Степановна так и не поднялась. Скончалась перед Новым годом. А вчера ушел и сам Фирсов, пережив супругу лишь на двадцать дней. Ушел основатель Европейского университета, великий человек, мудрый ученый, старший товарищ. Ему было 94 года. О нем уже много пишут, вспоминая яркие научные достижения последних десятилетий, нонконформизм давней советской эпохи и, конечно, создание в Петербурге уникального университета. Не буду сейчас повторяться. В конце концов для желающих узнать биографию Бориса Максимовича есть отличная книга Валерия Выжутовича. Мне Фирсов запомнился больше всего своей удивительной жизненной силой, своим интересом к жизни и желанием жить ярко, несмотря на возраст. Может, потому он так много и сделал, что обладал страстью, недоступной подавляющему большинству людей, медленно затухающих с годами.

Фирсов всё хотел знать. Казалось бы, он и так знал больше других: и в силу возраста, и в результате научной деятельности. Фирсов побывал и секретарем райкома, и директором телевидения, и ученым-социологом. Но пока еще были силы, он ездил в университет и ходил к нам на семинар. Делал доклады, которые, увы, уже не превратятся в книгу. Когда Борис Максимович был с нами в маленькой аудитории, меня не покидало странное чувство: мы говорили об истории, а История жила среди нас. Неужели мы можем быть ему интересны? Ведь он – это целая эпоха. Но Фирсову было интересно всё, что происходит в его университете. Фирсов, как отец, интересовался жизнью своих детей и потому жил в детях, не старея. Да, силы, конечно, уходили. Но дух оставался. Великий университетский дух, который он поселил в стенах Европейского. И этот дух живет, хотя отца уже нет с нами.

Владимир Гельман

Умер Борис Максимович Фирсов - один из последних великих "шестидесятников". Среди его поколения было немало тех, кто сказал много важных слов, но гораздо меньше тех, кто сделал много важных дел. Борис Максимович - сделал. И самым важным делом остается созданный Фирсовым Европейский университет в Санкт-Петербурге.

Почему у Фирсова получилось

Борис Максимович Фирсов был уникальным человеком во многих отношениях. Но, пожалуй, главной его заслугой стало создание Европейского университета в Санкт-Петербурге – вуза, который успешно работал и развивался на протяжении очень длительного по российским меркам периода. Не секрет, что многие начинания в сфере науки, образования и культуры (не только в России) часто оказываются недолговечными. Они с трудом переживают процесс институционализации: та или иная организация часто оказывается неотделима от личности инициатора ее создания, и смена руководства порой меняет эту организацию до неузнаваемости. Многочисленные истории различных театральных коллективов – наглядная тому иллюстрация. Фирсову, напротив, удалось создать вуз, который после его ухода с поста ректора много лет укреплялся организационно, содержательно и финансово, смог пережить две серии атак на него со стороны государственных ведомств (в 2007-2008 и в 2016-2018 годах), и внес заметный вклад в социальные и гуманитарные науки не только в России, но и за ее пределами. В чем секрет этой «истории успеха»?

На мой взгляд, создавая университет, Фирсов заложил в его основу несколько важных принципов, которые он и сам глубоко разделял, и в необходимости следования, которым смог убедить как университетское сообщество, так и внешних стейкхолдеров. Во-первых, это университетская автономия во всем, что касается организации научной и образовательной деятельности. Никто не вправе навязать вузу, чем именно и как именно он должен заниматься. Во-вторых, это коллективный механизм управления университетом, предполагающий вовлечение в процесс принятия решений различных участников как изнутри организации, так и со стороны учредителей, попечителей и доноров. Согласование позиций – очень сложный механизм, но коллективно выработанные решения чаще воплощаются в жизнь, нежели остаются «на бумаге». И, наконец, в-третьих, это интернационализация, которая не только воплотилась в названии университета, но стала неотъемлемой частью его жизни. Международная интеграция Европейского университета предполагала ориентацию на лучшие зарубежные практики и самые высокие глобальные академические стандарты. При этом Фирсову как руководителю счастливым образом удавалось находить баланс между активным стратегическим управлением организацией и приверженностью принципу laissez-faire в том, что касалось конкретных аспектов деятельности вуза. Он давал сотрудникам университета шансы на то, чтобы самим выращивать новые направления работы, не вмешиваясь в детали, не склонен был к бесконечным (и часто бесполезным) руководящим указаниям, и не навязывал свою точку зрения, а старался убеждать окружающих в своей правоте. Фирсов умел слушать аргументы собеседников и порой принимать их точку зрения, даже не всегда будучи с ней согласным, и, в свою очередь, в более чем зрелом возрасте умел учиться новому у своих более молодых коллег. Разномыслие, ставшее своего рода визитной карточкой Фирсова после публикации его наиболее значимой книги, в известной мере стало принципом работы созданной им организации.

Сегодня все те три кита, на которых благодаря Фирсову (хотя и не только ему одному) стоит Европейский университет – автономия, коллективное управление и интернационализация – кажется, могут быть занесены в Красную книгу России. Как справедливо высказался Григорий Голосов, Фирсов покинул нас в момент, когда Россия бездумно растрачивает всё то, за что он боролся. Но, что бы ни случилось в будущем в России и в мире, опыт Фирсова как строителя вуза останется его важнейшим уроком. Борис Максимович был очень рад, что дело его жизни получилось: он хотел бы, чтобы у его последователей получалось не хуже.

Александр Эткинд

глубоко и искренне скорблю о смерти Бориса Максимовича Фирсова. Этот замечательный человек очень много сделал для меня, моего поколения, моих коллег и еще многих, кого я знаю и не знаю. В среде, которая была безнадежна, он создал условия для работы сотен достойных людей. Он поощрял всех, отбирал лучших, придумывал правила, убеждал в их действии и сам играл по этим правилам. Он создавал институты, писал книги, утешал слабых и побеждал сильных. Самый большой его вклад был в том, что он был образцом для всех нас. И, соответственно, предметом ненависти для многих других.

О Фирсове будут написаны биографии. Ему будут поставлены памятники. Благодарная память о нем будет жить в городе, стране и мире.

Валерий Выжутович

Мне сейчас сообщили из Питера: умер Борис Максимович Фирсов, выдающийся социолог, философ, организатор науки, основатель Европейского университета в Санкт-Петербурге, а затем его ректор в течение нескольких лет.                                                 

Он пережил блокаду. Окончил с отличием Электротехнический институт. Начал делать номенклатурную карьеру. В какой-то момент получил приглашение на работу в ЦК КПСС... и отказался его принять. Несмотря на проявленную строптивость, был назначен директором Ленинградского телевидения. При нем оно стало полем общественной и культурной гравитации. Евгений Евтушенко, Георгий Товстоногов, Андрей Вознесенский, Ефим Копелян, Иннокентий Смоктуновский… Это была его «формирующая среда». Перековке партийного начальника в критически мыслящего интеллигента послужила именно она.

Путь, пройденный им от бездумного одобрения советского мироустройства до его осознанного неприятия и осуждения — типичный путь шестидесятника.

Диссидентом он не был. Он был «молчаливый резистанс» — так Александр Галич называл тех, кто внешне был лоялен системе, но мысленно сопротивлялся ей. «Латентное сопротивление обезличивающей силе «совка» — выбор сознательный, обусловленный пониманием того, что глупо, даже безнравственно противопоставлять этой силе насилие, открытую конфронтацию, такой путь никогда не станет «дорогой к храму», — так говорил Фирсов о своих товарищах. Но это было и о себе.

В 2021 году в «Молодой гвардии», в серии ЖЗЛ, вышла моя книга о нем.

Провожая светлую душу Бориса Максимовича в мир иной, бросим прощальный, исполненный благодарности взгляд на русскую интеллигенцию. Она исчезает, уходит за исторический горизонт.  Он был одним из последних ее представителей.

Вечная память.

Ольга Крокинская

Борис Максимович Фирсов (22 июня 1929 - 18 января 2024)

С величайшей благодарностью и немеркнущей памятью прощаюсь с Борисом Максимовичем Фирсовым. Выдающийся ученый, классик отечественной социологии, создатель и первый ректор прорывной образовательной институции – Европейского университета в Санкт-Петербурге. Для меня – невероятный авторитет, с высоты своего понимания давший дорогу моей докторской диссертации как ее официальный оппонент. Огромная честь для меня, а главное – чувство руки, переведшей на следующую ступень осознания самой себя и уверенности, что работа моя – не пустяк.  

Был момент, кода он, кажется, хотел позвать меня в ЕУ, а я постеснялась затруднять его хлопотами и с благодарностью отказалась. Жалею страшно. Жизнь могла пойти по-другому, много чему еще могла научиться и с каким счастьем общаться.

Прощайте, дорогой Борис Максимович! Моя вечная память – с Вами.

Михаил Соколов

БОРИС МАКСИМОВИЧ ФИРСОВ (22.06.1929-18.01.2024)

Вчера скончался Борис Максимович Фирсов. Он сыграл роль в судьбе очень большого числа очень разных людей, потому что сам прожил несколько разных жизней – комсомольского вожака и стремительно идущего в гору партийного функционера, либерального главы Ленинградского телевиденья, сосланного затем за утрату доверия в сорокалетнем возрасте в аспирантуру, научного сотрудника, директора-организатора академического института и ректора-основателя университета - и в каждой из этих жизней оставил свой след.

Я знаю его в основном благодаря тому, что в 2008 вызвался ассистировать ему на курсе по истории советской социологии и следующие семь лет мы каждую весну вразнобой излагали каждый свою ее версию. По правде сказать, я делал это, потому что хотел не только читать про советскую социологию, но и видеть ее вблизи – а он сам был идеально-типической советской социологией, и в смысле «идеальной», и в смысле «типической». Однажды я спросил его, что он считает самым значительным исследовательским достижением советских социологов. Он задумался, а потом привел несколько примеров. Первым из них было исследование советских урбанистов, которые обосновали, со ссылкой на данные опроса, необходимость перехода от планирования жилого фонда по метражу к планированию исходя из потребности – одна комната для каждого члена семьи и одна общая, рекреационная. Адресатом этой социологии были правительственные органы, которые через подобные конфиденциальные каналы могли бы – если бы захотели – узнать о растущих претензиях к себе до того, чтобы эти претензии были озвучены вражескими голосами. Эта социологи была чем-то наподобие визиря, которые, отклеивая накладную бороду, доносит непутевому султаны, что про него говорят на базаре, и предлагает способы поправить это без кровопролития и потери международного престижа. Султан, впрочем, все больше и больше раздражался, выслушивая новости. Визиря не казнили, и даже не снизили жалования, но ходить на базар запретили. Тут надо сказать, что визирь искренне хотел помочь и султану, и людям на базаре. Полвека спустя Фирсов с удовольствием вспоминал, как он со своим протеже, инструктором Василеостровского райкома комсомола В.А.Ядовым, во время первой для обоих зарубежной командировки в 1959 году вместо музеев и магазинов ходили агитировать посетителей миланских рабочих столовок за красное дело. Если визирь, в итоге, стал последовательным противником самодержавия, то только после того, как султан десятилетиями пускал прахом всякую попытку оказать самому себе помощь. Любая тирания, наверное, однажды наказывает многих из тех, кто хочет ей блага, но Советская власть отличалась какой-то непостижимой методичностью в этом отношении.

Я осознал вдруг, что так и не понял, какое место для социологии Борис Максимович видел за пределами обществ, управляемых не терпящими публичной критики султанами. Он сам, кажется, в новых условиях считал своим основным долгом передавать память студентам об этих несчастливых временах. Честно говоря, курс наш был не особенно популярным. Иногда слушателей на нем было меньше, чем нас двоих. Слушателей можно было понять - они не могли поверить, что истории про злоключения и моральные дилеммы советских социологов в их отношении с султанами могут иметь к ним какое-то отношение (смешно, правда?). Но мы продолжали его читать. Про себя я должен признаться, что у меня была и другая причина, помимо чисто исследовательского любопытства. Я откровенно любовался Фирсовым – тем, как он справлялся со временем; тем, как он мог элегантно найти подходящие слова для каждого случая; тем, как он мог твердо стоять на своем мнении, демонстрируя уважение к чужому (талант столь редкий в России, что каждый его обладатель кажется иностранцем). Я не обманывал себя мыслью, что смогу этому научиться; я даже не завидовал, настолько невозможным все это казалось.  Иногда я думал, глядя на него, что, повернись все совсем немного иначе, именно он мог бы в 1985 году оказаться тем молодым и прогрессивным, на кого была бы возложена задача вдохнуть новую жизнь в одряхлевший строй. Мир наверняка был бы лучше, произойди это.

Однажды на одном семинаре мы должны были разбирать микроисторию советских академических институтов в свете политической теории организаций («всякая организация – это государство в миниатюре; везде партии, клики, группы интересов; люди борются, интригуют, топят конкурентов»). БМ покачал головой и прокомментировал: «Когда каждый думает, как потянуть одеяло на себя, как что-то получить – все, ничего не получится, дело погибло. Сделать что-то можно только на интересе». Повисла пауза. Я думал про то, что я прочитал стопку книг, а он основал несколько институтов. Кто из нас понимал что-то в организациях? Не знаю, что из того занятия вынесли наши немного численные студенты. Меня оно научило легче относится к книжной премудрости.

Фотографию я взял у Ивана Низгораева, надеюсь, что он меня простит. Борис Максимович, мне кажется, должен был всю жизнь радоваться всякой возможности взглянуть на нее. Две трети века спустя после того, как она была сделана, он использовал имя жены в качестве пароля. Галина Степановна умерла две недели назад. Они жили долго и счастливо - во всяком случае, в той степени, в которой их счастье зависело друг от друга - и умерли почти что в один день.

Кто может, пусть сделает лучше.

Яков Гилинский

18.01 скончался Б.М. Фирсов. Моя жизнь в значительной степени связана с Борисом Максимовичем.  С1989 г. я 20 лет работал в созданном Б.М. Фиросовым Социологическом институте АН СССР / РАН. Был и его замом по научной работе и зав. сектором. Поражала неиссякаемая активность Бориса Максимовича и как ученого, и как создателя и руководителя одного из крупнейших НИИ России.  За "фирсовские" годы Институтом были достигнуты огромные успехи в развитии отечественной социологии. Но Борису Максимовичу все было мало! И он стал создателем второго - уникального учреждения - Европейского Университета в Санкт-Петербурге!  Единственного подобного научно-исследовательского и образовательного учреждения в России.  Заслуги Бориса Максимовича в развитии отечественной науки безмерны.

Светлая память, дорогой Борис Максимович!

Борис Вишневский

Ушёл Борис Максимович Фирсов, социолог и мыслитель, умный и глубокий человек, бывший ректор Европейского университета.

Имел честь быть с ним знакомым.

Светлая память выдающемуся ученому и прекрасному человеку.

Елизавета Жданкова

Сегодня по рассылке Европейского пришло очень короткое письмо: "с прискорбием сообщаем, что сегодня скончался Борис Максимович Фирсов".

Борису Максимовичу было уже очень много лет. И от этого ещё ценнее, что он и в сильно пожилом возрасте для меня был примером для оптимизма и веры в людей, в молодых, в перемены. Пусть так и будет, дорогой Борис Максимович! Мы вас не подведём. И спасибо за Европейский, который мне дал почти всё, что у меня есть, от семьи до смыслов.

Борис Максимович был первым ректором и создателем ЕУ и у нас в компании то ли совета слушателей, то ли в другой, был искренний тост за его здоровье. А фотография с "Конструируя советское", конференции, которую делали сами студенты и которую он горячо поддерживал советами, отзывами и доброжелательным участием. Это удивительный человек.

Пишут, что Борис Максимович ушёл через несколько недель после смерти жены.

Анна Кулешова

Как же это больно… Еще одна утрата, сегодня ушел Борис Максимович Фирсов, основатель Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Мы не были знакомы лично, только по текстам. Он согласился написать предисловие для моей книги «Открытый (в)опрос: общественное мнение в современной истории России». Предисловие Бориса Максимовича Фирсова, несомненно, стало самой важной её частью:

«Часто звучат слова о страхе, который испытывали люди в сталин­ские довоенные и послевоенные времена. Но важно помнить и о том, что не была здесь исключением и сама власть: она тоже испытывала специфический страх, едва ли не смертельно боясь разрушения иллю­зии единодушия народа. «В период нашего славного прошлого <…> опросов боялись. Боялись, между прочим, потому, что вдруг они по­кажут 3–5% (уж никто тогда не думал про 10%), которые не соглас­ны. И это рушило бы картину единодушия, единомыслия, монолит­ности всего. Это одна из причин того, что ни в одном тоталитарном обществе опросы не прижились. Если бывали, то секретными, для служебного пользования, потому что никто не должен был знать, что кто-то не согласен».

….В 1930-х годах, когда советская система начала переориентацию на внутренние и закрытые источники инфор­мации о состоянии общества. Понятие «закрытая партийная информа­ция» обозначало очень многое. Партии и ее лидерам нужен был источ­ник сведений, которому они только и могли доверять. Все остальные были дополнительными, «комплементарными» (и они никогда не ста­ли «основными»), на которые лидеры не могли полагаться в полной мере. Сначала (в 1920-е годы) эта роль была возложена на отделы пар­тийной информации при комитетах ВКП(б) всех уровней. Но уже тог­да оказалось, что усилий партийцев здесь недостаточно, и поэтому со­юзником в деле информационного обеспечения партии стали органы ВЧК-ОГПУ-НКВД, в распоряжении которых находились источники не­гласного наблюдения и осведомления. В этой точке слились интересы политического сыска и политического руководства страны. Инспири­рованная обоими субъектами информация была признана достаточной для того, чтобы держать руку власти на пульсе страны.

…Понять, почему советские лидеры (верхние эшелоны власти) имели отрицательный взгляд на эмпирические исследования, можно, лишь установив нормы их отношения к социальной информации. Эти нор­мы были противоречивыми. Ценность информации определялась не только ее содержанием, но и условиями ее доступности. Будь социология созданием самой партии, признай ее партия универсаль­ным средством сбора данных — все пошло бы по другому пути. На­ступил бы прогресс дисциплины, но одновременно резко возросли бы ограничения на доступ к информации — ее смогли бы получать толь­ко центральный аппарат партии и КГБ.

Социология в нашей стране появилась на свет как дитя интеллиген­ции. Но на ее судьбу повлияли и партийные либералы, благосклон­но относившиеся к социологии, и люди, которые «с корыстными, не­приглядными целями допускали, терпели, поощряли, держали на ве­ревочке социологическую деятельность». Заметно выделялись на их фоне группы, которые настойчиво искали новые и честные способы научного понимания и объяснения советского общества. Правда, эн­тузиазм таких людей существенно превышал их профессиональные знания. Еще одна группа — «бойкие» люди, «которые знали языки, ругали то, что надо, переведя книги и используя цитаты, ездили, угож­дали и т. д.». Сложение разнородных усилий всех этих групп приве­ло к созданию социологической науки — такой, какой она являлась в 1950–1980-е годы. Могла ли она быть иной — вопрос риторический. Важнее выяснить, как социология возникла из темноты сталинского времени и в качестве складывающегося социального института всту­пила в определенные отношения с обществом и властью.

… Нужна ли сво­бода социологической деятельности, о которой твердят представите­ли этой науки, когда партия взяла твердый курс на отказ от радикаль­ных перемен? Вопрос оказался далеко не риторическим, и если соци­ологию нельзя было запретить, то ее следовало обуздать, приручить, «встроить» в контуры власти. Так было положено начало партийной социологии, получившей заметную институционализацию к началу 1970-х годов. Правда, для этого потребовалось не только создать но­вые звенья, приближенные к деятельности партийных органов и ра­ботающие по их прямому заказу, но и удалить творчески мыслящих людей из академических институтов, заменив их и там верными ре­жиму людьми…».

Спасибо Вам за университет, за книги, за бесконечную доброту и веру в людей.

Владимир Звоновский

У меня личные отношения с Борисом Максимовичем установились раньше, чем я стал читать его тексты. Леонид Кесельман в 1992 году подвел меня к БМ и сказал "вот наш коллега из Самары, он хочет защитить диссертацию", хотя я тогда не был к этому готов. Но он стал моим научным руководителем, чему я безмерно благодарен. Свою книжку он мне подарил уже когда я защитил докторскую и приехал к нему в Европейский не сколько похвалиться, сколько "отчитаться". Он всегда интересовался какими-то новинками в нашей индустрии, делал наставления, когда я работал зав кафедрой, готовился к написанию докторской. Это было не только полезно, но и ненавязчиво. Борис Максимович относился к тому редкому типу ученых, которые еще и "организаторы науки". Последний раз мы говорили по телефону в последний день его рождения, 22 июня. Я был с коллегами на Байкале, и он расспрашивал о том, что мы там обсуждаем. Борис Максимович стал жизненным примером личного отношения, целеустремлённости и личной стойкости. Буду помнить...

Иван Курилла

Пишут, что умер Борис Максимович Фирсов. Один из основателей и первый ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Человек из плеяды шестидесятников, кто сумел воспользоваться временем свободы для созидания. Время свободы оказалось коротким, но созданное им поддерживало ее насколько могло.

Светлая память.

Дмитрий Нечипорук

Умер Борис Максимович Фирсов (1929-2024), первый ректор ЕУСПб. У него была выдающаяся и интересная карьера. Он был очень интересным рассказчиком во время публичных выступлений, демократичен и доступен в общении. Здорово, что прожил долгую жизнь.

Ирина Елисеева

Уникальный человек! Соединил в себе успешность в советско- партийной системе с открытиями первопроходца- создателя «ОКНА В МИР»!

Удивляло его владение СЛОВОМ — всегда ярко, точно, убедительно. Помню его пожелание слушателям ЕУ: «Будьте свободны!».

Страница памяти Бориса Максимовича Фирсова на сайте Европейского университета в Санкт-Петербурге